– Правильно сделала! – одобряли их спутники.

Кто-то предложил:

– Схожу за Большим Матье.

И бегом отправился за знахарем.

Придя в Нельскую башню, Каламбредена положили на стол в главном зале.

Анжелика подошла, сорвала с него маску и осмотрела рану.

Ее смущало, что он неподвижен и весь в крови; ей казалось, она ударила не слишком сильно. И парик должен был защитить голову. Однако основание кувшина соскользнуло и задело висок. К тому же, упав возле очага, Каламбреден обжег лоб.

Анжелика приказала:

– Нагрейте воды.

Мальчишки, отпихивая друг друга, бросились выполнять ее поручение.

Всем было известно, что горячая вода – это причуда Маркизы Ангелов, и теперь не лучшее время спорить с ней. Она поколотила Каламбредена, хотя даже Полька не отважилась привести свои угрозы в исполнение. А Анжелика сделала это тихо, в нужный момент, чисто… И поступила правильно. Ею восхищались, и никто не сочувствовал Каламбредену: всем было известно, что башка у него крепкая.

Но тут снаружи раздалась громкая музыка, двери распахнулись, и появился Большой Матье, зубодер и знахарь с Нового моста.

Даже в столь поздний час он не позабыл надеть свой знаменитый плоеный воротник, нацепить ожерелье из больших коренных зубов и прихватить с собой музыкантов с тарелками и трубами.

Как все шарлатаны, Большой Матье имел связи и в воровском мире, и во дворцах. Перед клещами зубодера все равны. А боль делает самого спесивого сеньора и самого отважного разбойника одинаково слабыми и доверчивыми.

Спасительные отвары, целебные эликсиры, чудодейственные примочки Большого Матье снискали ему вселенскую славу. Именно для него Грязный Поэт сочинил песенку, которую уличные музыканты распевали на всех углах:

Он пользовал девок и мошенников – не только чтобы добиться их благосклонности, но и из природной сердечности, а богатых – из честолюбия и алчности. Он мог бы сделать головокружительную карьеру среди дам, которых фамильярно ощупывал и лечил без разбору, от светлостей до уличных девок и воровок. Исколесив всю Европу, он решил, что остаток дней проведет на Новом мосту и что никто его оттуда не выдернет.

Не скрывая своего удовлетворения, он оглядел неподвижно распростертого на столе Никола.

– Ловко его отделали. Это ты его так отходила? – обратился он к Анжелике.

Анжелика не успела и слова сказать, как он взял ее за подбородок и раскрыл ей рот.

– Какие хорошие зубки, выдрать нечего, – сказал он с отвращением. – Посмотрим ниже. Брюхатая? – Он так сильно ткнул ей в живот, что она вскрикнула. – Нет, пуст сундучок. Посмотрим ниже…

Отскочив, Анжелика уклонилась от этой привычной для знахаря консультации.

– Шарлатанское отродье! – в ярости воскликнула она. – Вас пригласили не для того, чтобы лапать меня, а чтобы вы занялись этим человеком.

– Хо-хо-хо! Маркиза! – разразился громким смехом Большой Матье. – Хо! Хо! Хо! Хо!

Хохот его становился все громче, с ветхих сводов посыпалась штукатурка. Наконец он в изнеможении схватился руками за живот.

Этот пышущий здоровьем гигант всегда носил оранжевые или голубые рединготы из переливчатого атласа. Парик прикрывала шляпа с богатым плюмажем. В мире воров и нищих в серых лохмотьях и с отвратительными язвами он был подобен солнцу.

Его смех затих, и тут все заметили, что Никола – Каламбреден пришел в себя. Теперь он сидел на столе, пытаясь скрыть некоторое смущение под сердитым выражением лица. Взглянуть на Анжелику он не решался.

– Что вас так развеселило, стадо ослов? – проворчал он. – Жактанс, дурень, снова ты спалил свою тухлятину? В этой норе воняет жареным поросенком.

– Это ты жареный поросенок! – проревел Большой Матье, клетчатым платком утирая слезы. – Да еще Полька! Вы только взгляните, она полспины подкоптила! Хо! Хо! Хо! – И он еще пуще расхохотался.

В ту ночь нищие славно повеселились в Нельской башне, напротив Лувра.

Глава IV

– Глянь-ка туда, – сказал Снегирь Анжелике. – Видишь того типа в надвинутой на глаза шляпе, который ходит по берегу, пряча свои усы под плащом? Ты его заметила? Это фараон.

– Фараон?

– Он из полиции, если тебе так больше нравится.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю. Я носом чую.

И «шутник» ущипнул себя за нос пьяницы, шишковатый багровый отросток, которому был обязан своей кличке Снегирь.

Анжелика стояла, опершись спиной на перила горбатого мостика, перекинутого через ров к воротам Нельской башни. Бледные лучи солнца едва пробивались сквозь густой туман, который уже несколько дней окутывал город. Противоположный берег, где находился Лувр, был еще почти не виден, но в воздухе ощущалось тепло. Оборванная детвора удила во рву рыбу, какой-то лакей на берегу реки поил и мыл лошадей.

Тип, на которого Снегирь указал черенком своей трубки, имел безобидный вид мелкого буржуа, нагуливающего аппетит перед обедом. Он наблюдал, как лакей обтирает жгутом соломы лошадей, и время от времени поднимал голову, чтобы взглянуть на Нельскую башню, словно его интересовал этот ветхий обломок былых времен.

– Знаешь, кого он ищет? – спросил Снегирь, выпустив в лицо Анжелике клуб едкого дыма.

Она отодвинулась:

– Нет.

– Тебя!

– Меня?

– Да, тебя, Маркизу Ангелов.

На губах Анжелики мелькнула улыбка.

– Ты фантазируешь.

– Чего я?

– Ничего. Я говорю, ты выдумываешь. Никто меня не ищет. Никто обо мне не думает. Меня больше нет.

– Возможно. Но сейчас, скорее, нет стражника Мартена… Помнишь, того, у кабатчика Рамеза, овернца? Большой Мешок крикнул тебе: «Спасайся, Маркиза Ангелов!» Фараоны это запомнили, а когда еще обнаружили одного из своих с распоротым брюхом… Маркиза Ангелов, вот кто его укокошил, решили они. И теперь тебя ищут. Я знаю, потому что мы, бывшие солдаты, иногда пропускаем стаканчик со старыми боевыми товарищами, которые теперь служат в Шатле.

– Ба! – раздался позади них голос Каламбредена. – Есть из-за чего портить себе кровь. Стоит нам только захотеть, и мы отправим того парня в Сену вниз головой. Что они могут против нас? Их не больше сотни, а нас…

Он горделиво повел рукой, словно собрав в кулак весь город целиком. Выше по течению сквозь туман слышался шум Нового моста с его шарлатанами.

На мостик въехала карета. Они расступились, чтобы пропустить ее. Однако у съезда с моста лошади встали, потому что под копыта им бросился нищий. Это был Сухарь, один из попрошаек Каламбредена, седобородый старик, увешанный крупными четками и ожерельями из раковин.

– Ради бога, – заныл он, – сжальтесь над бедным паломником, идущим к Сант-Ягода Компостела, чтобы дать обет, и не имеющим средств для продолжения пути. Подайте мне несколько су, и я буду молиться за вас на могиле святого Иакова.

Кучер жестоко огрел его хлыстом:

– Назад, чертов пилигрим!

Из окна кареты выглянула дама. На шее у нее, под накидкой, сверкнуло бриллиантовое колье.

– В чем дело, Лорен? Гоните лошадей. Я хочу к вечерне быть в Сен-Жерменском аббатстве.

Никола сделал несколько шагов и взялся за ручку дверцы.

– Почтенная дама, – сказал он, снимая дырявую шляпу, – неужели, направляясь к вечерне, вы откажете в милостыне этому бедному страннику, идущему на молитву так далеко, в Испанию?

Дама взглянула на возникшее из тьмы заросшее черной бородой лицо, рассмотрела его обладателя, чьи борцовские бицепсы не мог скрыть драный плащ, и заметила, что пояс его украшен мясницким ножом. Широко раскрыв рот, она завопила:

– На помощь! Реж…

Снегирь уже приставил острие шпаги к животу кучера. Сухарь и Флипо, один из мальчишек, только что удивших рыбу во рву, теперь держали лошадей. Подбежал Трус. Каламбреден вскочил в карету и, грубой ладонью зажав женщине рот, крикнул Анжелике: